Владимир Бенрат. Охотница за запахами

Наверное, память запахов у человека самая острая. Лица, походки, голоса можно усилием воли воспроизвести в памяти, они могут присниться. Образы любимых когда-то женщин и даже их прикосновения – и нежные и страстные, могут явиться вам во сне, давая почти всю полноту ощущений. Запахи же не приходят во сне никогда. Их можно различить и почувствовать только наяву, они не истираются от многократного повторения, и именно поэтому обладают необычайной силой.
Однажды, когда ему было уже под сорок, он попал в какой-то небольшой дворик в центре Старой Риги. И вдруг память мгновенно швырнула его, не перенесла, а именно перебросила в старый ленинградский двор, где он родился и вырос, в старый питерский двор-колодец. Там он бегал пацаном среди штабелей дров, между которыми были оставлены только узкие проходы. Парового отопления еще нигде не было, и этими дровами каждый день топили печки. Стоявшие на земле нижние ряды дров весной, когда таял снег и осенью с ее проливными дождями, были обычно полузатоплены в воде, напитывались ею и постепенно подгнивали. Дрова были, в основном, осиновые, еще неокоренные. Березовые дрова были редкостью и доставались только начальству, которое обычно держало их в сарайчиках. Но сарайчиков на всех не хватало, и народ попроще оставлял свои осиновые чурки мокнуть во дворе. И хоть «осина не горит без керосина», но все равно греет, а керосина было в то время полно во всех лавках, и дома у каждого в чулане хранилась большая бутыль для заправки примусов и керогазов.
В Питере уже давно нигде не было печек, а в центре Риги из-за глубоких мощных каменных фундаментов трубы парового отопления проводить было очень сложно, и почти у всех для отопления были оставлены печки, а где печки, там и дрова. И именно этот горьковато-терпкий запах гниющей осиновой коры как только он его почуял, мгновенно окунул его в детство, и он почти молниеносно вспомнил и забытые дворовые словечки, и лихие уличные песенки, ..