Артём Фролов. В больнице

Дежурство было воскресное. Заспанные медсестры делали утренние назначения, а доктор Екимова, сдававшая мне смену, рассказывала о прошедшей ночи.
- В целом всё более-менее спокойно было. Старуха Гаева бузила – давление поднялось, да Лёвкин поступил - острая коронарная.
- На ЭКГ у него что?
- Да вроде всё спокойно пока… К обеду надо будет переснять.
- Ладно.
Екимова собрала свои манатки и натянула потрёпанную кроличью шубу.
- Там в седьмой палате лежит Смирнова, это мать нашего доктора со «Скорой». Она и сама врач, кстати. Вы уж за ней присмотрите повнимательней…
- Да уж не обижу.
- Бабка тяжелая. Там амилоидоз почек давний, ну и почечная недостаточность, соответственно. А вчера она отёк лёгких выдала – сердце сдавать начинает.
- А чем отёк купировался?
- Да как обычно – морфин, мочегонные в вену…
- Ладно, разберёмся.
На утреннем обходе я задержался у постели этой Смирновой. Она оказалась милой, интеллигентной старушкой, с которой приятно было поговорить (в отличие от большинства больных отделения – злобных, недоразвитых люмпенов, в оцепенении лежащих на койках). Сорок лет она отработала терапевтом, обе её дочери трудились врачами. К тому же, как оказалось, я учился на одном курсе и даже был приятелем с её внучкой Валентиной. Мир тесен. Битый час я сидел на краешке её кровати и беседовал с ней - про Валентину, наш институт, медицину. Умными старушечьими глазами она смотрела на меня и улыбалась.
Приятно, когда старый человек сохраняет здравый ум и адекватность восприятия.
Расстались мы, чувствуя себя почти близкими родственниками. Я продолжил обход, а она взялась читать какую-то книжицу.
Меня вызвали к ней через час. Губы её подернулись синевой, на переносице выступили капли пота. Под мембраной фонендоскопа в лёгких клокотали и булькали хрипы.
Отёк легких. Я кое-как улыбнулся старушке, потом еще раз перелистал историю болезни и отдал распоряжения ..