Александр Степанов, член–корреспондент Российской академии наук (РАН), директор Пулковской обсерватории, рассказал "ДП" о том, как академия управляет своим имуществом без финансирования и чем грозит ее упразднение, о климатологии и космических лучах и как выборы в Петербурге помешали поездке астрономов в Чили.

Александр Владимирович, в сентябре должна решиться судьба РАН, которую наше государство решило реформировать как малоэффективную структуру. Наша наука так тяжело больна?
— Разговоры о том, что РАН получает от государства огромные деньги и при этом плетется в хвосте международных рейтингов, — большая фальсификация. Мы не на 193–м месте, как говорят наши недоброжелатели. По последним данным, отечественные физики на 9–м месте в мире по публикациям, а астрономы — на 6–м. Ученые РАН обеспечивают половину всех научных публикаций в стране. При этом на РАН приходится лишь 19% общего госфинансирования на науку. Это 56 млрд рублей в год на 400 академических институтов (сумма сопоставима с бюджетом одного Стенфордского университета в США).

А куда же уходят остальные бюджетные деньги?
— Государство не скупится на поддержку избранных университетов, а также "Сколково" и "Роснано". А финансирование РАН, которое год от года растет на бумаге, реально не увеличивается. "Прибавки" съедает инфляция. Судите сами, зарплата младшего научного сотрудника сегодня — 12 тыс. рублей в месяц, а доктор наук с мировым именем получает 30 тыс. рублей (за границей у аспиранта стипендия выше). Для сравнения: в советское время заведующий лабораторией доктор наук получал 500 рублей в месяц (при средней зарплате по стране 120 рублей), а кандидат наук — 300 – 350 рублей. Сегодня мы живем и работаем не благодаря государству, а вопреки его политике.
Реформа сможет исправить эту ситуацию?
— Нет. Главный мотив предлагаемой реформы Минобрнауки РФ — передел имущества. Его у структур РАН немало. Сторонники реформы говорят, что ученые не могут им эффективно управлять. С этим можно поспорить. В конце концов имущественные отношения регулируют федеральные законы, которые пишут не в РАН. Да и как управлять, когда нет денег.
Мотив передела собственности не единственный?
— Его пытаются замаскировать другими благовидными идеями. Говорят, например, что стране нужны крупные научные центры и меганаука. Зачем? Важные открытия часто совершают в небольших лабораториях. Взять тех же ученых, бывших сотрудников Черноголовского научного центра РАН, что недавно получили Нобелевскую премию за новые свойства графена. Но главный идеолог масштабирования науки член–корреспондент РАН Михаил Ковальчук уже объединил Курчатовский институт с Институтом теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ). Выгнал из последнего многих известных ученых, а оставшихся держит за крепостных (как еще объяснить зарплату 6 тыс. рублей?).
Тот самый Ковальчук, которому РАН недавно отказалась присвоить звание академика?
— Да. Общее собрание его не избрало в действительные члены РАН. Может, за развал ИТЭФ, а может, просто научный рейтинг низковат. Его общепринятый международный индекс цитируемости ("индекс Хирша") — 15. В Пулковской обсерватории у нескольких ученых индекс более 30. Статус в РАН дают по научным заслугам. Академия в этом смысле очень демократичная структура. Настоящий очаг вольномыслия. Если его задушить, у государства не останется конструктивных оппонентов.
Разве наука должна быть в оппозиции государству?
— Нет, конечно. Все правители со времен царизма на науку опирались. Советовались с учеными мужами. И сейчас есть к кому прислушаться. В РАН мощный научный потенциал: коллектив из 48 тыс. ученых, включая 500 академиков и 700 членов–корреспондентов РАН. Но наша политическая элита до сих пор не повернулась лицом к науке. Хотя очевидно, что без этого приличную страну не создать.
Правда, что реформа РАН готовилась без участия академиков?
— Да. Но, когда закон о реформе прошел второе чтение в Госдуме РФ и стало ясно, к чему мы идем, ученые РАН возмутились. Президент РАН академик Владимир Фортов трижды лично встречался с президентом России. И Владимир Путин взял ситуацию под личный контроль. К третьему чтению руководство РАН подготовило поправки в закон о реформе. Надеюсь, ситуацию удастся выправить.
Если РАН все–таки упразднят, чем это чревато?
— Россия опустится до уровня Нигерии. Все будут покупать за нефтяные деньги. Но нефть скоро кончится, а делать бензин из угля мы не умеем. Тут наука нужна. А еще потеряем талантливую молодежь. Она уже сидит на чемоданах, чтобы ехать за границу или идти в бизнес. И не хватает аргументов, чтобы ее удержать в науке.
Для Пулковской обсерватории кадровая проблема тоже актуальна?
— Да. У нас 330 человек, включая 30 сотрудников в Горной астрономической станции под Кисловодском, 130 научных сотрудников, 40 молодых ученых. Лет пять назад выпускники петербургских вузов к нам не приходили. Молодежь с горящими глазами шла из глубинки. Но сейчас в обсерватории снова появились молодые петербуржцы. Есть у нас группа энтузиастов — молодые ребята, которые исследуют землеподобные планеты в звездных системах. Активно работают, получают гранты, участвуют в международных проектах.
Какое место Пулковская обсерватория занимает в российской и мировой науке?
— У нас серьезный научный коллектив. Когда я возглавил обсерваторию в 2000 году, здесь было 12 докторов наук. Сейчас — 33. Наша обсерватория самая северная в мире. Из Крыма, например, северное небо нельзя наблюдать. Здесь шесть рабочих телескопов (в советское время их было в 2 раза больше). Оборудование, правда, старое, но мы его потихоньку модернизируем своими силами.
Сколько денег вы получаете на обновление оборудования?
— Крохи. Бюджет обсерватории в последнее время — 120 млн рублей в год. Более 70% уходит на зарплату. Остальное — на коммунальные платежи, налоги, а на оборудование — всего 2 млн рублей, это лишь 10 – 15% от реальных потребностей. Едва хватает на то, чтобы содержать и реставрировать имущество.
А его много?
— Народ иногда думает, что обсерватория — это деревянная будка рядом с телескопом. На самом деле мы управляем 150 га федеральных земель на Пулковских высотах (их подарил обсерватории император Николай I). Здесь находится 60 зданий и сооружений, из которых 36 входит в перечень особо ценных, регулярный парк. Строить и перестраивать ничего нельзя, только реставрировать. Территория обсерватории и здания охраняются ЮНЕСКО (кафедра ЮНЕСКО по сохранению градостроительного и архитектурного наследия в СЗФО работает здесь же). За 174 года своего существования Пулковская обсерватория лишь однажды и с большим боем уступила около 1 га земли городу — под расширение дороги на Гатчину.
А поползновений в сторону вашего имущества много?
— Бывает. Сейчас, например, мы через суд пытаемся убрать со своей территории некое садоводство, которое зарегистрировалось без нашего позволения по юридическому адресу обсерватории. Это рейдерский захват 17 га федеральной территории. Кстати, огороды здесь были со времен императора Николая Павловича. Они поддерживали астрономов. Но в этом "садоводстве" совершенно посторонние люди.
Девелоперы на вашу землю не зарятся?
— На нашу — нет. Спасибо охранному статусу. А по поводу защитной парковой зоны, что в радиусе 3 км от центра Круглого зала обсерватории (это около 2,8 тыс. га земли вокруг, где по закону крупное промышленное и жилищное строительство запрещено, а иное — только с разрешения астрономов. — "ДП"), вопросы возникают несколько раз в месяц. С попустительства властей за последние годы 90% защитной зоны распродано частным лицам. Многие участки переходили из рук в руки несколько раз. Очередные покупатели приобретают пятно, не разобравшись в его статусе, и приходят ко мне с вопросами.
Согласие на строительство вы не даете?
— Крайне редко. "ЭкспоФоруму" дали разрешение. Во–первых, потому, что освещение от этого объекта меньше, чем от Пулковского шоссе вблизи обсерватории. Во–вторых, качественные площади для конгрессов нужны городу. В–третьих, инвесторы сделали два богоугодных деяния: восстановили церковь иконы Смоленской Божьей Матери и отреставрировали нашу Меридианную дорожку. Да так, что власти района предложили нам участвовать в конкурсе на лучшее благоустройство.