После каждой революции происходит реставрация. Россия исключением не стала

Ровно 20 лет назад, в СССР случилась попытка военного переворота. Путч продлился всего три дня, но стал точкой невозврата для огромной страны. Империя, которая в августе 91-го только трещала по границам республик, в декабре того же года бесповоротно разломилась на несколько кусков. Но тогда, 21 августа, победу над ГКЧП встречали ликованием. Люди верили, что пусть не сразу, пусть трудно, но в обозримом будущем мы будем жить в процветающей, цивилизованной, демократичной стране.

Увы, этого не случилось. «Свободная пресса» попыталась ответить на вопрос: какую страну мы хотели построить в 1991-м, и какую построили через 20 лет мы и наши соседи – ключевые республики, ранее входившие в состав СССР?


РОССИЯ


– Могу сказать, чего я хотел. Я осознанно хотел не допустить нарушения закона, и прихода к власти старой консервативной номенклатуры, – говорит политолог Дмитрий Орешкин. – Мне казалось, это губительно для страны. Логика была такая. Горбачев, плох он или хорош, был законным руководителем. Горбачев провел законный референдум за сохранение Союза, который позволил ему проводить курс на обновление. Верховный Совет дал ему законное разрешение на то, что называлось Ново-Огаревский процессом (руководители РФ, Белоруссии, Узбекистана и Казахстана встречались в подмосковной резиденции Горбачева в Ново-Огарево и вырабатывали проект Союза Советских Суверенных Республик - более мягкой федерации республик взамен СССР - «СП»).

Было понятно, что Советский Союз распадается. Было ясно, что, в лучшем случае, он мог стать конфедерацией независимых государств. К этому шло, это понимал Горбачев. Единственное, что можно было противопоставить этим тенденциям, соответствующим настроениям в обществе – это сила.

Противники Горбачева понимали, что конфедерации типа нынешнего Евросоюза не нужна огромная армия, которая была в СССР, такая огромная милиция и КГБ. Было понятно, что эти структуры ждет радикальное сокращение и падение политической роли. В этой ситуации они пошли на нарушение закона – на силовой сценарий.

«СП»: – Вам было очевидно, что ГКЧП – это нарушение закона?

– Да. Было очевидно, что по ТВ врут, будто Горбачев заболел. Противозаконным было лишение законно избранного президента средств правительственной связи на трое суток. Противозаконным было лишение главнокомандующего ядерного чемоданчика. Формально говоря, это – подрыв обороноспособности страны. Было понятно, что ребята пошли на вульгарный военный переворот.

Соответственно, перед обществом стоял вопрос: либо жить дальше, соблюдая законы, которое государство само установило, либо верить людям, которым не хотелось верить, потому что у них дрожали руки. Для меня лично стало тогда очевидно, что СССР – это структура, которая не может существовать, если она ограничена правовыми рамками. Ведь получалось, что попытку спасти СССР можно делать только противозаконными методами. И для меня встал вопрос: что важнее – незаконное государство, или жизнь по закону? Думаю, этот вопрос – в ясной или неясной форме – стоял перед многими. И судя по тому, что в поддержку Горбачева вышли тысячи людей к Белому дому, а в поддержку ГКЧП никто никуда не вышел, – люди выбрали жизнь по закону.

«СП»: – В 1991-м была надежда, что пусть трудно, не сразу, но страна будет демократичной. Через 20 лет мы видим де-факто возврат к СССР. Почему так получилось?

– Изложу свои ощущения. Как я теперь понимаю, я в значительной степени был жертвой советской пропаганды. В представлении пропаганды мы соревновались с США. Многим моим коллегам и друзьям искренне казалось, что мы – как Америка. Только беднее, потому что у нас нет рыночной экономики, демократии, и есть 6-я статья конституции СССР, которая отдает власть старым дуракам типа Черненко, Слюнькова или Ивана Полозкова. В 6-й статье было написано, что руководящей и направляющей силой является КПСС. Нам казалось, стоит убрать 6-ю статью, ввести рыночную экономику и демократию, как мы довольно быстро догоним западный мир.

Мы верили в бинарность мира, в то, что возможны только два состояния: либо мы, как Америка, либо как Советский Союз. И не было в голове гипотезы – и это изъян нашего общественно-политического образования – что мы вовсе не Америка, которая не состоялась. Что мы, как невежливо выразилась Маргарет Тэтчер, «Верхняя Вольта с ракетами». Не было гипотезы, что в Бразилии нет компартии, шестой статьи, социалистической плановой экономики. Но это, тем не менее, не США.

И вот, когда убрали 6-ю статью, убрали компартию и учредили рыночную экономику, оказалось, что мы по своим культурным параметрам – довольно дикая страна. Откуда-то выползли бандиты, которых раньше держали за 101-м километрам, а мы делали вид, что не знаем об их существовании. (Мои московские друзья, например, в те годы были искренне уверены, что Россия – это такая же Москва, только немного недоразвитая)… Оказалось, что собственностью владеют «красные» директора, которые приводят по нужному им сценарию… Оказалось, экономику монополизировали региональные группы влияния, спортивные организации, преступные группы, чекистские группы.

Словом, оказалось, что перестройка страны потребует чертову прорву времени. Мы к этому не были готовы. Народ честно ждал три года, когда же жизнь войдет в колею. И Ельцин ждал. Но оказалось, что он прежний контроль над страной потерял, а рыночных механизмов контроля технически не было. По-прежнему нужно было платить зарплату учителям, врачам, и огромной армии казенного народа, а бюджет был глубоко дефицитным.

«СП»: – Тогда и начался возврат в СССР?

– В этой ситуации политического отката назад не могло не произойти. Население пережило ментальный шок от перестройки. Вдруг стало можно все, и пользоваться этим всем стали не честные и добросовестные люди, а бандиты, номенклатура, спортсмены, чекисты. Они знали, как жить по корпоративным, внутренним правилам, а не по писанным законам. По писанным жили только лохи.

Советский человек, который привык уважать законы и действовать, как ему велят, оказался совершенно неподготовленным к такому повороту. Он не знал, что для того, чтобы зарабатывать, нужно подмышкой иметь пистолет и носит красный пиджак. Единственное, что он мог – съездить в Турцию, накупить там барахла, а здесь продать. Все это вызывало шок.

Не случайно после каждой революции происходит реставрация. Люди из прежней системы ценностей остались, они пережили шок, считают себя обделенными – и на самом деле, часто так и есть. И понятно, почему вернулся Путин.

«СП»: – Что такого сделал Путин?

– Путин обещал создать союз России и Белоруссии – и ему аплодировали. Путин проявил силу воли – победил чеченцев и создал иллюзию укрепления государства. Путин говорил те слова, которые от него хотели услышать советские, по сути, люди – ведь прошло всего 10 лет со времени развала СССР. Наконец, Путин пришел в то время, когда экономика начала расти. Прошли самые мучительные годы, потраченные на адаптацию к новому устройству. Приватизированную «общенародную собственность» привели в порядок, уволили алкоголиков, привлекли международных экспертов, освоили новые технологии, взяли кредиты на обновление фондов. Чтобы все это сделать, нужен был очень сильный мотив, которого не было в советскую эпоху (на Севере я видел, как кирпич и сталь завозили вертолетами, а потом бросали). И экономика начала расти.

Быстрый подъем шел объективно, вне зависимости от того, что командовал экономикой. После кризиса 1998 года командовал Примаков – экономика росла, потом Касьянов, потом Путин – экономика все росла. Она росла, потому что появилась твердая валюта в виде рубля, который есть смысл зарабатывать, потому что он что-то собой представляет, в отличие от советского «деревянного».